ПРИЮТ ВОЛЬНЫХ КАМЕНЩИКОВ

Был уже некогда отроком я,

был и девой когда-то,

был и кустом,

был и птицей,

и рыбой морской бессловесной…

Эмпедокл «Очищение»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Зал размышлений

Две чугунные белые ванны маячили у стен просторной ванной комнаты в темноте, разбавленной синеватым лунным светом. Под ногами похрустывал мелкий мусор. Запах плесени, запустения давал понять, что дом давно лишен тепла человеческого дыхания.

В одной из комнат обнаружился тонкий матрас, испещренный рыжими подозрительными пятнами, а из облезлого платяного шкафа вывалилось им под ноги бурое шерстяное одеяло. Матрас и одеяло постелили в ванны и сразу же легли, не раздеваясь, ободренные тем, что в этой развалюхе можно бросить кости, почувствовать хоть на минуту себя в безопасности.

Лежали каждый в своей ванне и слушали сонное бормотание реки на каменистом мелководье, скрип рассыхающихся половиц, какой-то прерывистый шелест, похожий на тихие вздохи. Где-то вверху, на горе, часы пробили десять. Залаяла собака. От беспорядочных возлияний, которыми пытались погасить чувство затравленности, безнадежности, подташнивало, кружилась голова. Сна не было ни в одном глазу. Данила сел, ухватившись за края ванны, словно восстал из домовины, принялся шарить в кармане куртки, зашуршал бумагой, сворачивая самокрутку. Раздался щелчок зажигалки. Приподнявшись, Антон увидел в язычке пламени мягкий профиль чуть смазанного, вытянутого и от этого показавшегося невзрослым, наивно-подростковым лица. Сладковатый дымок защекотал ноздри.

Через пару минут сонно-тягучим, расслабленным голосом Данила спросил, не хочет ли и Антон курнуть. Плахов отказался. Только дряни ему не хватало. К тому же и без всякой травки ощущение полной нереальности происходящего все сильнее охватывало его.

Данила между тем монотонно, под стать реке, забормотал, что травка всегда делает свое дело. Теперь можно точно сказать - этот дом населен множеством привидений. У него нюх на подобные вещи. В таком же доме они кантовались в Индии. Бесконечные комнаты, коридоры, террасы, веранды до сих пор снятся по ночам… И еще сотни летучих мышей, мелькающих под потолком черными тенями… Со всех окрестностей в тот дом свозили умирающих, даже если несчастные уже впали в кому. Он назывался Домом смерти…

Под бормотание Данилы Антон представлял: родня и близкие умирающих в белых одеждах украшались венками из цветов, легко ступая босыми ступнями, скользили по затененным комнатам и, казалось, теряли телесность, кружась с однообразно-пронзительным пением у смертного одра от радости за тех, кто со стонами, криками, в горячечном бреду или в гробовом молчании готовился к переходу в иную, более совершенную субстанцию. А вокруг в щели оконных рам и между плиток пола пробивались трава и плющ, скорпионы и змеи заползали из сада, и мосластые священные коровы, скитавшиеся по дому, пожирали с азартным сопением ритуальные блюда.

Лишь только речь зашла об Индии, способность грезить наяву опять возвратилась к Антону. Ведь Индия была неотделима от воспоминаний о жене, с которой он по глупости около года назад расстался, и теперь думал о ней постоянно. Жена провела детство в Калькутте. Ее рассказы всплыли в памяти, переплетаясь с видениями таинственного, сумрачного Дома смерти, ставшего уже частью полусонных грез, остановившегося времени, превращавшего мгновенно в ничто все проблемы. Антон видел пыльные узкие улочки с нависшими деревянными балконами, йогов, обмазанных илом, коровьим навозом, застывших, как статуи Будды, на перекрестках дорог, желтые воды Хугли, дарующие забвение …

- Но при чем тут Дом смерти? – произнес он машинально. – Ведь нам, кажется, удалось оторваться ото всех.

- Мы там кантовались с друзьями. Это было самое улетное место за все годы… Мы даже бросили там на время кликать. Впервые, понимаешь?

Плахов не понимал, погруженный в собственные видения. К тому же он никогда еще не сталкивался близко с той породой людей, для которых кликать на компьютере и жить означало почти одно и тоже.

Не дождавшись ответа, Данила, видно, посчитал, что сказал лишнее, и сразу сменил тему.

– Там, правда, было прикольно. Нам приходилось таскать покойников к реке навстречу новой жизни. Примерно километр, бегом, - чтобы порадовать клиентов. Прикинь, жара под пятьдесят, а мы несемся, как на чемпионате мира, и делаем весь путь всего за несколько минут – сам понимаешь, тренировки постоянно. На берегу нас ждал костер. Покойника клали на самый верх… Если не перерезать сухожилия, он мог с треском восстать и сесть в огне. Представляешь картинку? Приходилось шарашить его поленом по башке… В общем, не скучали. Жизнь в Доме смерти была самым клевым оттягом.

Плахов подумал, что и сам много лет прокоптил в Доме смерти. Он больше не слушал Данилу, не в силах справиться с обилием нахлынувших недавних впечатлений. Всего четыре дня назад, в Москве, как и положено, в строгом костюме и галстуке он приехал в последний раз к началу рабочего дня в центр, в многоэтажное здание, напоминавшее гигантский крематорий, – застекленную черную башню, уступами спускавшуюся к земле. Башня высилась над всей округой символом нравов и власти, царивших в стране. Верхушка ее напоминала трубу, из которой с проклятиями, причитаниями отлетают в забвение заблудшие души. В башне располагался офис известной нефтяной компании, бурившей недра и морское дно повсюду: в африканских и ближневосточных пустынях и в Арктике, на Каспии, на Балтике – по всему миру, – выкачивая кровь земли. В этой башне он проработал почти восемь лет. И вот всех делов осталось заполнить бегунок, собрать десятка полтора подписей и печатей, начиная с профкома, коменданта, и кончая спецчастью, удостоверявшей, что ты не похитил, не вынес из офиса никаких секретов, забрать трудовую книжку и сдать пропуск. Выполнив формальности, Плахов вручил охраннику у рамки с турникетом подписанную службой безопасности бумажку, разрешавшую выход на волю, и, оказавшись на улице, хватив ртом подмороженный воздух, почувствовал, как узник, отмотавший срок, что никому не нужен теперь и, как ни удивительно, жив и даже свободен.

Коллеги недоумевали, ведь он увольнялся в кризис, когда все нормальные люди больше всего на свете боятся потерять работу. До годовой премии оставалось всего ничего, а он даже положенный отпуск не отгулял, чтоб получить компенсацию. Народ волновался: «Плахову что же, деньги не нужны? Смотри какой богатый!» Его пытали шепотом, остановив где-нибудь в безлюдном закутке, на безопасном расстоянии от добровольных стукачей, охранников, камер наблюдения, прослушки: «Ты что, правда уходишь? Вот это финты!» Всех мучило любопытство: «Куда собрался человек? Чего так приспичило? Ведь его не гонят. Значит, надыбал втихаря что-нибудь еще. И явно получше здешнего». Но на вопросы о дальнейших планах Антон не отвечал. Как объяснить, что дошел до ручки, понял, что не желает быть заложником того порядка вещей, который не дает дышать. А люди обижались: «Вот же гад ползучий! Не хочет быть откровенным с друзьями».

Начальство, не жаловавшее Антона, сделало вид, что серьезно обижено его неблагодарностью, и махнуло рукой, дало понять, что скатертью дорога, подобного добра везде навалом, хотя в конце концов и оно не смогло скрыть удивления, поскольку люди с таким стажем никогда по доброй воле из компании не уходили и цеплялись за место до пенсии, а тут…

Впрочем, Антон не оставил себе даже малой толики времени, чтобы начать сомневаться в правильности принятого решения. Через два дня после увольнения он был уже в Праге и на другое утро с русоволосой сероглазой Юлей из риелторского агентства, мешавшей в своей речи то и дело русские и чешские слова, отправился на центральный вокзал, а оттуда на юг, в Ческе-Будеёвице, чтоб посмотреть старый дом над рекой, продававшийся за бесценок.

Городок в окрестностях южночешской столицы, куда привезла его Юля, назывался Betlem, то есть Вифлеем. Однако, выгрузившись из такси, Антон не увидел вокруг ничего, что могло бы объяснить, откуда взялось столь обязывающее название. Унылые двухэтажные домишки окружали площадь со статуей Девы Марии на невысокой каменной колонне. Сухонький старичок в потертой шляпе и кургузом пиджаке перегонял через дорогу пяток кур, помахивая длинной хворостиной. Перед затормозившей машиной он приподнял шляпу и церемонно поклонился водителю в знак благодарности. И почти в каждом распахнутом по случаю солнечного дня окне свисало с подоконника наружу по перине, а над перинами, над взбитыми подушками возвышались, словно выглядывали из гнезда, простоволосые любознательные старухи в байковых халатах или кофтах ручной вязки. В голову против воли полезли образы родного захолустья, так и застрявшего в сознании знаком безвыходного жизненного тупика, что не могло не подпортить настроение.

Но стоило пройти центральной улицей до окраины городка с перекрестьем дорог, откуда открывался вид на озеро, окруженное голенастыми соснами, стоило подойти к реке, текущей в озеро из низины, мимо поросших мхом стен средневекового замка на горе, островерхой колокольни старинного францисканского монастыря, видневшейся в золотистой листве, как настроение несколько изменилось.

Дом, который Юля называла апгрейтным особняком, оказался довольно обшарпанным строением. Однако, несмотря на жалкий вид, он сохранял дух подлинности, таившейся в причудливом смешении разных стилей: аскетичной готики, барочных завитков в опушке окон и пилястрах - красноречивых свидетельствах пережитых эпох.

Зацепившись за кромку обрыва, дом буквально висел над рекой, отражаясь в густой темной воде. Через реку под самым обрывом был перекинут деревянный мостик со сквозными воздушными перилами.

- Красиво! Правда же? А? – решила подбодрить покупателя Юля. – Дом, между прочим, - памятник истории. К тому же находится в природоохранной зоне. Я даже не представляю, откуда ты узнал-то про него?

- Из Интернета.

- Это просто чудо. Не думала, что его повесили на сайт. Ведь за такую цену без всякой рекламы с руками оторвут. Для твоего сведения, Эвропска уния возвращает владельцам таких домов все деньги, потраченные на ремонт. В паматкаже у меня есть знакомые. Мы сможем получить за этот дом и больше, если пошевелить мозгами… Ты меня понимаешь?

Каменные ступени взбегали круто вверх от мостика к крепостной стене, вокруг которой вилась узкая улочка, вымощенная булыжником. На небольшой площадке у кирпичной арки с кованой калиткой Юля остановилась. Посыпанная мелким гравием дорожка протянулась к дому. На позеленевшем фронтоне бросилось в глаза изображение мастерка и циркуль с отвесом вокруг треугольника со Всевидящим оком – масонский знак. Насколько знал Антон, движение давно измельчало, окарикатурилось, но память сохраняла мистические истории о поисках эликсира жизни, философского камня, продукта серы и ртути, носителя мужского и женского начал, о путях самоочищения и просветления, попытках неугомонного духа облагородить, очистить косную материю… Даже дыхание захватило при мысли, что этот дом представляет собой один из осколков той силы, которая еще недавно покушалась на господство в мире.

Юля повернула ключ в замке и толкнула тяжелую деревянную дверь. Дверь издала протяжный скрип, пропуская их внутрь. Они вошли.

Внешний вид дома вполне соответствовал разрухе, царившей в затхлом полумраке. Выражение лица покупателя заставило Юлю изменить поведение. Она сделала вид, что Антон ее больше не интересует. Достала телефон, включила его, и мобильник сейчас же принялся звонить как ненормальный.

- Извини, то мои клиенты, - объяснила Юля. – Я помогла им купить недвижимость в этой стране и не могу бросить на произвол судьбы.

Какие только проблемы не обсуждались! Не знавшие чешского языка люди просили Юлю срочно приобрести одеяла и постельное белье, помочь преодолеть трехдневный запор у ребенка, пуйчить автомобиль… И каждому, кто звонил, она говорила, что сегодня не сможет, поскольку находится в Бетлеме, показывает один объект. Ну да-да, тот самый… пока еще без резервации, хотя желающих море. Они тоже могут его посмотреть, только надо домлувиться о просмотре заранее. Ведь это же просто мечта. Один камин в гостиной чего стоит – он мог бы украсить любую тронную залу…

Наконец ее силы иссякли, она отключила телефон: «Иначе это будет продолжаться бесконечно. А нам надо еще осмотреться тут». Одним движением Юля распахнула окно, солнечные золотисто-дымные лучи пробежали по удивительным розовым мраморным плиткам старинного камина.

- Боже мой, какой вид!

Словно мечтательная школьница с развевающимися от сквознячка волосами, она устремила взгляд вдаль. В ней было что-то притягательное. Миловидность? Энергия жизни, которая в первые годы поражала Антона в жене?

- Ты только посмотри: река… лес… поля…

Позволив и покупателю насладиться открывшимся видом, Юля предложила пройтись по анфиладе комнат, в глубине которой Антону чудился все время тихий шелест в полутьме, мелькание каких-то теней.

- В этом доме все не так просто… – шептала Юля, будто про себя.

В одной из комнат она не удержалась, достала из сумочки пилку для ногтей и, потянувшись на цыпочках, стала скрести штукатурку. Когда облачко пыли рассеялось, на стене, как на переводной картинке, проступили следы призрачной голубой росписи: очертания женской головки, плеча…

- Ты видел когда-нибудь такое? – прошептала взволнованно Юля, схватив Антона за руку.

И тут Антон сломался. Всем существом он почувствовал, - время побежало вспять. Так случалось и раньше во время игр с маленьким сыном, когда он превращался в искателя кладов, мушкетера, пирата. Он слышал, как на корабле, построенном из конструктора «Лего», ударяли склянки, вспугивая чаек, видел, как в мрачном неприступном замке открывается потайное окно и появляется веревочная лестница, предназначенная для побега… Он и сейчас ощущал себя мальчишкой, живущем в авантюрном мире.

Нет, разумом он, конечно, понимал, что совершает безумный поступок. Десятки тысяч потребуются для восстановления такого дома. Даже если предположить, что часть денег удастся вернуть, в чем он, признаться, сильно сомневался, сумма выйдет в итоге серьезная… «Остановись! – кричал ему рассудок. – Тебя как лоха обувают!» Но все равно не мог ничего поделать. Юля была права! Это шанс воплотить мечту. Многим ли удавалось такое? Отремонтировать старинный дом, обустроить в нем родовое гнездо, которое не стыдно передать по наследству сыну. Ведь в родной стране ты никогда не можешь быть уверен, что твой дом не спалят, не взорвут, не отнимут, а тебя не арестуют, не убьют… И вообще, что значил занудный голосок рассудка, если даже чугунный люк с массивным кольцом на кухне этого удивительного дома - его перед уходом обнаружила совсем случайно Юля - без сомнения, скрывал вход в загадочное, полное тайн подземелье.

Не торгуясь, Плахов подписал договор и внес залог. На радостях Юля вручила ему ключи на тот случай, если захочется еще раз приехать и осмотреть свое приобретение. К вечеру они возвратились в Прагу и решили отметить сделку. К ним присоединился муж Юли, добродушный, сутуловатый, как бы стеснявшийся своего двухметрового роста, и, казалось, чуть сонный Данила, которого она звала почему-то Домиником. А он в ответ называл ее Жюли.

Юля покинула их в полночь, а они еще часов до двух колобродили в ночном клубе. Чувство, что вырвался в новую жизнь, молодой и свободный, не оставляло Антона. Он пригласил танцевать какую-то точеную, игрушечную малышку в узких бриджах, лопотавшую немного по-английски. Малышка отчаянно виляла бедрами. Она, конечно, уступала Юле, но разгоряченному Антону было теперь все равно. Он следил за малышкой охотничьим напряженным взглядом и уже прикидывал, где с ней можно уединиться.

Только Данила останавливал его. Кудрявая голова нового друга подобно маяку среди бурного моря возвышалась над толпой. Данила то и дело дружески махал Антону рукой, словно напоминая, что они договорились не разбегаться.

По крайней мере, внешне Данила выглядел довольно бодро. Антон по сравнению с ним оказался слабаком. Запал его скоро прошел. От выпитого за вечер его начало развозить, малышка куда-то исчезла, но он даже не сразу заметил пропажу. Его мутило. Из последних сил он боролся с собой, боясь отключиться по полной. Все-таки это была совершенно чужая страна. Но Антон зря волновался. Данила оказался отличным парнем. Увидев, что приятель перебрал, он сгреб Антона в охапку, спустился с ним в полуподвальный этаж, в туалет, дал время сбросить харч, потом, не рассуждая, сунул головой в умывальник под ледяную воду, и только после этого покинул с ним заведение.

На улице, удостоверившись, что спутнику и вправду полегчало, неугомонный Данила решил, что им с Антоном рано расставаться. Он предложил отправиться в мансарду, которую они снимали с Юлей недалеко от Вацлавской площади, чтобы немного отдохнуть и продолжить гулянку с друзьями, жившими с ними на одной лестничной площадке. Антон в знак согласия кивнул. Хотелось хоть немного реабилитироваться, показать, что не так уж и слаб, хотя передвигался он еще не совсем уверенно. Тогда Данила позаимствовал из ближайшего супермаркета тележку, посадил в нее Антона, как огромную куклу в детскую коляску, из которой повисли тряпичные длинные ноги, и покатил к своему дому с громыханием и лязгом по булыжной мостовой.

Но отдохнуть и познакомиться с его друзьями Антону так и не удалось – дом оказался оцеплен полицией.

Увидев от угла, как спецназовцы в черных масках с черепичной крыши лезут в окна двух крайних квартир, тех самых, куда они собирались зайти, что стало понятно из сбивчивых объяснений Данилы, Антон окончательно протрезвел и без посторонней помощи выбрался из тележки. Происходившее было настолько нереально, что походило на съемки дешевой стрелялки, от которых с души воротило. Но, как ни удивительно, все оказалось правдой. Антон сразу понял, что снова влип в историю. Даже теперь, когда решил наконец начать новую жизнь.

Остатки недавнего хмеля только усиливали горечь и досаду. Все, от чего мечтал освободиться, продолжало и здесь преследовать его.

Взгляд, брошенный на Данилу, красноречивей любых слов выражал его состояние.

- Ты только давай не парься! – отозвался сейчас же Данила. - Мы кликаем, я же говорил. Программисты мы, веб-дизайнеры.

- За что же они вас тогда?.. Да еще с такой помпой, - желчно выдавил Антон.

- Ну, это длинный разговор…

К счастью, полицейские из оцепления не обратили на них никакого внимания. Они бросили посреди тротуара тележку, одним духом проскочили несколько улиц и, убедившись, что удалились от опасности на достаточное расстояние, позволили себе притормозить на пустой трамвайной остановке под табличкой «Narodní Třida» .

Еще недавно, фланируя здесь в толпе туристов, праздного народа, среди блеска витрин, фойе театров, вывесок кафе и ресторанов, Антон чувствовал себя беззаботным, счастливым. Наконец-то у него все стало получаться, он добился того, чего хотел. Его буквально распирало от предвкушения начала новой жизни. Ну, а Данила просто радовался возможности гульнуть, ведь Юля сама его на это благословила.

Теперь улица, оставленная людьми, казалась мертвой, гулкой. Рекламные щиты и вывески померкли в тусклом свете фонарей, ветер гонял по рельсам какие-то бумажки, чернели окна домов, решетки на витринах и дверях магазинов. Все говорило, что праздник закончился.

Тут спутника Антона прорвало. В своей излюбленной манере Данила начал бормотать, что ему с друзьями давно уже надо было валить из Праги. Ведь чувствовали - эти типы идут за ними по пятам. А недавно, когда курнул и сел в ванну, вдруг ясно увидел, как в дверь ломятся парни в черных масках. Такое вот предупреждение свыше. А они не среагировали. Дела шли слишком хорошо. И ничего не предвещало, что все завертится так быстро. Хотя по-умному надо было бы сразу линять. Куда-нибудь в провинцию. И сидеть тихо, незаметно. А лучше вообще исчезнуть из Европы. Уехать в Латинскую Америку или обратно в Индию. Там-то уж их никто бы не достал.

Полную версию книги Вы сможете прочитать по ссылке:

http://vladimiryakimenko.ru/news/kniga-priyut-volnyh-kamenshchikov-vyshla-v-svet

(откроется в отдельном окне)