Теперь можно и вздохнуть спокойно. Впервые пишу то, что принято называть «автобиография» и не чувствую свинцового привкуса во рту, как при заполнении очередной анкеты. По крайней мере, не боюсь, что наделаю кучу ошибок, перепутаю даты, не ту графу заполню, не поставлю в нужном месте закорючку, и грозные дяди в форме или в штатском со словами: «Высшее образование получил, а до сих пор не научился печатными буквами писать», заставят снова все переписывать и в отеческих взглядах их будет читаться: «Ну, полный идиот!». Страшно сказать, каждый раз, когда раскладываю свою жизнь по полочкам, возникает ощущение, что пишу о каком-то чужом, совсем незнакомом человеке. Даты, должности, организации… Какое отношение все это имеет ко мне, живому, с моими глупостями и фантазиями, мечтами, надеждами, хандрой, тоской? Замечательный человек Анатолий Георгиевич Бочаров, заведовавший кафедрой литературной критики на факультете журналистики МГУ, сказал как-то по-доброму на заре моей преподавательской карьеры: «Послушай, ведь ты уже не аспирант, а все равно выглядишь совершенным разгильдяем: какой-то вытянутый свитер, джинсы… Не солидно». Через несколько лет, поняв, что индивид неисправим, он махнул на мой внешний вид рукой, поскольку и в его представлении о хорошем преподавателе внешний вид не играл определяющей роли. Думаю, при его проницательности он втайне догадывался, что и преподавателем я себя никогда не ощущал. Просто старался поделиться со студентами тем, что знал и чувствовал, и чтобы им при этом было интересно. Уйдя из университета, чем я только не занимался: добывал золото из списанной военной техники, помогал тем, кто обезвреживал радиоактивные отходы, работал в рекламных и пиаровских структурах, отвечал за связи с госорганами в одной крупной нефтяной конторе, но, несмотря на обилие званий и должностей, так никогда никем себя и не ощущал. В министерствах и в правительстве никто не знал моей должности и никогда, как ни странно, не спрашивал. А общался я и с министрами, и с замминистрами, и с чиновниками из разных администраций… С кем только не общался… Потому что я и есть – никто. Не доцент, не начальник, не простой боец, не писатель, если уж на то пошло. Разве могут эти затертые определения что-нибудь сказать о человеке? А то ведь, не дай бог, получиться как в одном из рассказов Д. Хармса: «Писатель: Я писатель. // Читатель: А по-моему, ты говно! // Писатель стоит несколько минут потрясенный этой новой идеей и падает замертво». Так и живу. Не отец, не муж… Вслушайтесь только: «Я твой отец! Не забывайся! Мы с матерью тебя родили!». Разве не дико, не смешно разговаривать так со своим ребенком, которого каждый хочет воспитать человеком, а значит, может быть ему только другом, и обязан считать его равной личностью. Вот собственно и все...